мест голосования людям запрещено. Такое заявление разозлило агентов еще больше. Они принялись яро защищать систему выборов самой демократической страны в истории человечества, а лучшая защита, как известно, нападение: «А почему вас так интересует наша американская жизнь, а что, мало у вас в России происходит?» – быстро перевели стрелки агенты.

Но по факту никаких обвинений Малькевичу так и не предъявили – связываться с новым международным скандалом, когда повсюду уже гремели российские СМИ о неправомерности моего ареста, а затем и приговора, им не хотелось. А потому они ограничились вручением ему уведомления о необходимости регистрации иностранным агентом (оказывается, так тоже можно по американскому закону, хотя мне даже и уведомления не дали, просто заперли в карцер на долгие месяцы) и проводили до самолета, чтобы убедиться, что страшный субъект покинет страну. Заверив, правда, что визу ему закрывать не собираются и он всегда «велком ту зе Юнайтед Стейтс», желанный гость, как говорится.

Организация, которую представлял Александр Малькевич, Фонд защиты национальных ценностей, стоит надежным форпостом на защите России от иностранного влияния, развенчивает дезинформацию, которую Запад льет как из рога изобилия в неокрепшие мозги нашей молодежи (я много лет была среди таких потребителей этой информации), а также помогает соотечественникам, оказавшимся в беде за рубежом. Причем помогают они не словом, а конкретными делами – кроме моего случая они вели, например, тяжелейшее дело российских социологов, уже больше двух лет находящихся в заключении в тюрьмах Ливии.

– Передай ему спасибо, пап. Я не знаю этого человека, но очень надеюсь, что однажды я смогу пожать ему руку… – прошептала я в телефонную трубку.

Дверь в отделение открылась. Охранник приказал мне вернуться в одиночный карцер – мое время истекло. Я покорно поплелась в бетонный мешок и села в углу железных нар, уткнувшись носом в коленки.

– Халоу, Барби, – в дверях камеры стояла и улыбалась своим почти полностью беззубым ртом моя Фэнтези. – Вот мы и снова встретились. Ну, как ты тут?

Барби, я научу тебя материться

– А ты? Ага. А они? – допытывалась у меня Фэнтези о реакции начальника тюрьмы на ее согласие разделить со мной участь пребывания в карцере. – Прикольно. Знаешь, это ж он меня сюда в первый раз-то и запер, только одну. Я тогда поговорила с одной бабой в душе.

«Разговор в душе» означал тюремную драку, поскольку общая ванная с рядом унитазов и раковин, а также душевым закутком с пластиковой занавеской была единственным местом, скрытым от всевидящего ока видеокамер, так что «по душам» говорили именно там. Участников потасовки кто-то сдал надзирателям, а потому Фэнтези загремела в карцер на пару месяцев за попытку убийства заключенной.

– Прокладки есть? – внезапно прервала она наш разговор.

– Что, прости? – удивилась я неожиданной перемене темы.

Фэнтези только приложила палец к губам, призывая меня замолкнуть, а сама полезла в пластиковую корзину, вытащила оттуда прокладку и залепила ей дырочки переговорного устройства на стене.

– Там они нас не услышат, – заговорщически улыбнулась она.

От Фэнтези я узнала много, как сейчас принято говорить, «лайфхаков» или хитростей выживания в тюрьме. Так, например, дырки вентиляции, из которой дул сильный ледяной воздух, можно было заклеить туалетной бумагой. Ее надо предварительно намочить в воде, а потом мокрые куски бумаги налепить на вентиляцию, закрепив огрызками карандашей, идеально подходивших по размеру отверстий. Еще Фэнтези умудрилась наладить контакт с мужским карцером: если громко орать в вентиляцию, когда потоки воздуха иногда прекращаются, можно получить ответ от мужчин-заключенных, тоже, очевидно, прознавших про этот трюк.

– Барби, тебя в тюрьме так убьют. Тебе надо прекращать быть такой добренькой. Мир жесток, детка, – однажды сказала она. – Я буду учить тебя постоять за себя. Первое – это поза. Смотри, – и она распрямила грудную клетку, уткнула согнутые в локтях руки в бока и грозно посмотрела на меня исподлобья. – И выучи вот эту фразу, только говорить ее надо резко, поняла? Повторяй за мной: «Shut the fuck up, for reals!?» В русском переводе что-то вроде: «Да ну ты гонишь?!»

Я попыталась повторить позу и фразу, но вышло так себе. Это очень развеселило Фэнтези, но я не обиделась, и мы продолжили обучение.

– Еще вот это, Барби: «Are you swallowing what I’m spitting?»

Дословно на русском это будет звучать так: «Ты проглатываешь то, что я плюю?», а по смыслу – «Ты втыкаешь?».

Я старательно повторяла за своей тюремной учительницей, не забывая стенографировать тюремный сленг в своем дневнике. «Ты – неисправимый очкарик, Барби», – смеялась Фэнтези.

Вскоре через маленькое окошко в двери мы увидели, что в отделении появились новенькие. С общего режима в одиночную камеру перевели девушку, которая страдала эпилептическими припадками. Это был очень интересный метод лечения человека, который, не окажись рядом вовремя врача, мог с легкостью умереть, но девушка доставляла душевные беспокойства надзирателям барака и отвлекала от общего контроля ситуации в отделении, а потому ее решили просто запереть в изоляторе.

– Фэнтези, господи, что же они творят?! – я обернулась к соседке. – Так же нельзя.

Она нахмурилась.

– Нельзя, да можно. Ладно, сейчас попробуем что-нибудь сделать для этой несчастной, – ответила она и полезла под железные нары. Я изумленно смотрела на происходящее.

Оказавшись под койками, Фэнтези громко постучала по железной стене, смежной с той камерой, куда поместили больную заключенную, и прокричала:

– Вивиан, ты слышишь?

В ответ раздалось несколько ударов.

– Вот, – обратилась Фэнтези ко мне, – когда ей будет плохо, она с нами свяжется.

– Фэнтези, если у нее будет эпилептический припадок, она не сможет с нами связаться, – ответила я.

– Да, что-то я об этом не подумала. Тогда мы просто не будем шуметь и станем спать на полу. Слышимость в пустых железных камерах будь здоров, так что мы услышим, что ей плохо, и позовем на помощь.

Так мы с Фэнтези стали вместе спать на полу. Правда, после первой же ночи выяснилась главная проблема – ливневые дожди продолжали с невероятной силой заливать Оклахому, и по железным стенам нашей камеры текли потоки воды, скапливаясь в большие лужи на полу. Это доставляло массу неудобств, потому что просушить шерстяное одеяло в условиях холодной железной камеры практически невозможно. Запах мокрой шерсти нельзя забыть, но и бросить девушку на произвол судьбы мы тоже не могли. Мы приноровились строить из полотенец баррикады от дождевой воды. Их было проще сушить, но протечки все равно случались.

– Барби, – обратилась ко мне Фэнтези спустя пару дней нашего совместного плена, – я хочу спросить тебя об одной вещи, только без обид, ладно?

– Давай, – кивнула я,